Начинается все прямо по-джеймс-бондовски: осенним вечером 1956 года самолет, летящий из Москвы, совершает якобы вынужденную посадку на Мальте. Пассажиров отправляют в зал ожидания, а из брюха аэроплана извлекают нужный чемодан, в котором - толстая папка с рукописью. "За два часа в служебной комнате 600-страничный манускрипт был тайно переснят, уложен обратно в чемодан, а пассажиры возвращены на свои места. Пропеллеры загудели как ни в чем не бывало. Текст "Доктора Живаго" попал в руки западных разведок".

Но этой заявке на шпионский роман книга Ивана Толстого не соответствует. Изложенная в первых строках история с самолетом - так и остается самым зажигательным эпизодом такого рода. И вообще - попытки притвориться не тем, что есть, не традиционным исследованием, а модным документальным детективом этот труд только портят. Ну вот, скажем, зачем автор решил представлять персонажей в особой, выскакивающей то здесь, то там рубрике под названием "Действующие лица"? В итоге повествование отдает советскими шпионскими телефильмами семидесятых-восьмидесятых, так что среди черно-белых лиц на фотовкладке читателю мерещатся портреты Тихонова и Соломина.

Историю публикации "Живаго" в произведение такого рода никакими "информациями к размышлению" не превратишь. На все главные вопросы, которые он сам формулирует во введении,- "кто и как выпустил первое русское издание "Доктора Живаго"?", "как получилось, что обладательница и хранительница единственного правленого автором экземпляра Жаклин де Пруайяр... позволяет осуществиться на западе безобразному уродцу, никем не вычитанному, с пропущенными строчками, перевранными словами и неправильно прочитанными окончаниями?", "как объяснить, что с этого хулиганского набора в течение тридцати лет печатались тиражи?" - автор в этом же введении отвечает. Первое "пиратское" издание "Живаго" по-русски выпустило ЦРУ, в руках которого после "самолетной операции" оказался именно неправленый вариант, а последующие тиражи печатались с этого издания на деньги этой организации. "Этого слишком многие не хотят принять",- продолжает господин Толстой. И дальше объясняет: "В этом факте видится покушение прежде всего на честь Пастернака", а потом успокаивает разволновавшегося было читателя: "Хочу заверить, что Борис Леонидович останется в белых ризах: он ничего не знал о ЦРУ, ни ЦРУ - о нем. Речь идет всего лишь о приключениях рукописи..."

В таком успокаивающем ключе можно было бы идти и дальше: ЦРУ, о котором идет здесь речь,- не то "страшное" ЦРУ, которое, как мы знаем из настоящих шпионских романов, не брезгает убийствами и торговлей наркотиками во имя своего правого дела, не ЦРУ, сделавшее президентом Пиночета и проворонившее бен Ладена, а ЦРУ, которое, согласно скрупулезному перечислению Ивана Толстого, "финансировало работу радио "Свободная Европа", всевозможные конференции, симпозиумы, социологические исследования, выпуск нескольких престижных журналов... ЦРУ выдавало многим западным исследователям и исследовательским центрам гранты и стипендии на изучение советского и постсоветского мира". ЦРУ поддерживало множество эмигрантских начинаний, в том числе одной из его "креатур" в Мюнхене в пятидесятые годы было ЦОПЭ (Центральное объединение политических эмигрантов), в типографии этого объединения, как выяснил господин Толстой, был произведен первый набор русского текста "Доктора Живаго".

Во всем этом нет ничего сенсационного. Конечно, те, кто в семидесятые читали желтенькие "тамиздатские" томики "Доктора Живаго", не считали их "продуктом ЦРУ", но узнав, что издание финансировано этой организацией, они никаких особых чувств не испытали бы. В диссидентских кругах, то есть в кругах тогдашних читателей пастернаковского романа, ЦРУ воспринималось исключительно как альтернатива КГБ, то есть как вещь скорее хорошая. И уж во всяком случае именно благодаря антисоветской культурной стратегии этой организации многие прочли разные замечательные книги, оказавшиеся в СССР под запретом.